– Мы тут собираемся чуток закосеть, – сказал мне Синусоид. – Ты будешь?
Я кивнул, а моя книжка сказала: «А ТО».
Спек колдовал над несколькими листочками. Они напоминали лист папоротника и, похоже, были довольно жесткими. Он отрезал кухонным ножом кусочки и держал их над огнем, пока они немного не подсыхали. Подсушенные кусочки он складывал в маленькую кучку. Девушка рядом со мной неотрывно смотрела на свечу. Она еще ни разу не взглянула на меня.
– Я прибыл на Саймион с девушкой по имени Кэти, – сказал я ей.
– Феликс Рэймен, – промурлыкала она словно издалека. – Феликс Рэймен.
– УХ ТЫ, – воскликнула кушетка, а стол добавил:
– Я ТАЩУСЬ.
– Кэти! – воскликнул я. – Это правда ты?
Она оторвала взгляд от свечи и с улыбкой посмотрела на меня.
– Получилось, – сказала она.
– Что?
– Просто я заставила тебя появиться. Я вытащила тебя из пламени.
– ШТУЧКА, – добавила свеча.
Кэти потрепала меня по колену.
– Я уже тут довольно давно, – сказала она. – Я надеялась, что ты появишься.
– Воссоединение, – сказал Синусоид. Он поднялся и поставил пластинку. У них был маленький проигрыватель и три поцарапанных диска без конвертов. Заиграла вторая сторона «Изгоя на Главной улице». Знакомая музыка дала мне чувство благополучия. «Я спрятал колеса в ботинок», – пел Джаггер.
Спек зарядил и разжег бонг. Он поставил бонг на стол и склонился над ним, всасывая дым. Когда он еде" лал выдох, очертания его тела стали ярче и потеряли четкость.
Он сжался в шар белого света и несколько секунд парил неподвижно. Затем свет стал приобретать краски, шар отрастил протуберанцы, потом свет стал меркнуть, и снова перед нами стоял Спек, демонстрируя в кривой улыбке свои желтые зубы.
– ОТДАЙСЯ, – сказал бонг, и я склонился над ним, припав губами к отверстию. Я втянул дым. Область моего сознания стремительно ужалась до точки. Передо мной раскрылась мандала. Я с жужжанием сновал взад и вперед и падал в налитый нектаром центр. Я завис в нем на мгновение, а затем – бесшумный взрыв. Я устремился из этого центра, наливаясь, словно сосок презерватива, зажатого в…
– НУ ТЫ, – окликнула меня кушетка, когда я снова свалился на нее. Было мгновение, когда я проник; насквозь! В центр.., мгновение, когда я оказался способен увидеть Единого, Абсолют, понять, что ДА – это то же самое, что НЕТ.., что Все – это Ничто…
И после этого пришлось возвращаться назад. Просто вот так. Было что-то в этом сдвиге из полного озарения к обычному сознанию, что показалось мне подлинным ядром моего опыта. Что-то такое в перемещении сквозь эту грань. Сквозь интерфейс между Одним и Многим, между бытием и становлением, между смертью и жизнью, между "с" и алеф-одним…
Кэти приложилась к бонгу, сжалась в световой шар, отскочила. Потом настала очередь Синусоида. Он явно был большим любителем. Пока он длительно вдыхал, маленькая чашечка трубки вспыхивала и шипела: «СЧАСТЛИВЧИК».
Синусоид превратился теперь в комок света, но не столько сферический, сколько гантелевидный. Когда он вернулся, его оказалось два. Он был таким худым, что они оба уместились в одно кресло.
– Черт побери, Син, – сказал Спек. – Одному из вас придется уйти. Я вас двоих не потяну.
– Не горячись, – заявил один из Синусоидов.
– Мы завтра пробежимся, – добавил второй.
– ПОГНАЛИ, – понукал бонг. Чашечка выгорела.
– Что за травка? – спросил я.
– Они называют ее дурман-травой, – сказала Кэти. – Она растет по всей этой горе – Горе Он?
– Милях в пятидесяти отсюда есть туннель, – медленно и без всяких интонаций произнес Синусоид. – Прекрасное большое поле травки. Только-то и надо, что доехать туда и прогуляться на ту сторону.
– Божий Эскадрон вас не тревожит? – Я представил себе обычный сценарий «Наркоделы против федералов».
– Кто-кто? – У Кэти и Синусоидов был такой вид, словно они не знали, о чем я говорю.
– Да знаете вы. Личная армия Боба Титера.
Спек рассмеялся своим одышливым смехом и выплюнул густой комок мокроты.
– Эти клизмы. Да их едва десяток наберется.
– А я думал, что Титер управляет этим городом. Он сказал, что построил его двадцать пять лет назад.
Стена у меня за спиной фыркнула: «НИ ХРЕНА».
– Ты про мужика с большой головой? – вставил один из Синусоидов. – У него пара храмов? – Я кивнул, и он состроил презрительную гримасу. – Пхы! Это для стариков. Все еще надеются увидеть Святого Пениса и жемчужные врата. – Он принялся набивать чашечку бонга. – Дьявол, я вижу Бога каждый раз, как ловлю кайф. Только и разницы, что нельзя остаться там. Как только весь побелеешь, становишься таким же, как их Бог. Но всегда куда-нибудь возвращаешься.
– А что, если не вернуться? – спросил я разжигающего трубку Синусоида. – Что, если просто остаться там? С Единым?
Синусоид, с которым я разговаривал, снова превратился в шар света, а его близнец поспешно схватил бонг.
– Никакой разницы, на десять секунд или навсегда, – быстро проговорил он, прежде чем приложиться ртом к бонгу. Едва он успел перевоплотиться в световой шар, как первый Синусоид вернулся и прикончил трубку.
– Хорош свинничать! – крикнул Спек и бросился через стол, чтобы схватить бонг. Из него вырвалось переливчатое пуканье, а его стул скрипнул: «ТРУБАЧ».
Услышав такое, Спек и Синусоиды расхохотались, как маньяки. Я с трудом усваивал все это.
– Прогуляемся немного? – шепнул я Кэти. Она кивнула, и мы встали. Я все еще держал свою книгу. – Я думаю, мы выйдем подышим воздухом, – сказали.
Спек склонился над своим рабочим столом.